Работа
И вот, месяц на исходе, а я уже давно без денег и работы. Маша говорила мне про человека, с которым она знакома, но просить о помощи для меня у него воздерживалась. Человек, прямо скажем, не последний в городе. Хотя… может быть и не только в городе. Я не стану называть его имени потому что, во-первых, он абсолютно чужд тщеславия, во-вторых, я не согласовывал лично с ним этот текст, и в-третьих, кто знает о ком речь, тот знает, а несведущему читателю имя ни о чем не скажет.
Зато я могу описать мое представление об этом человеке. Он помешан на искусстве. У него на попечении целые камерные оркестры, школы искусств, мастера с мировыми именами, но, как мне показалось, главное для него – дети. И речь не о его детях, а о детях вообще, как о наследниках нового времени, новой цивилизации человечества. Если твой ребенок проявляет талант в музыке, он без проблем устроит его в «Гнесинку». Если рисует, то в лучшую художественную школу, и так далее по всему списку классического искусства. И вот, я пишу этому человеку в Facebook письмо. Так и так, освободился, сидел по делам бандитских 90-х, хочу социализироваться, работу найти не могу, но если он даст мне её, я буду делать всё, чтобы он никогда об этом не пожалел. Ровно через полчаса я получил буквально такой ответ: «Работа у тебя есть! Жду тогда-то, там-то»ю
ШЭФ
Он противник того, чтобы его так называли в лицо, но персонал использует между собой именно это слово. Как и везде, полагаю. Сижу на диване в вестибюле офиса в ожидании назначенной встречи. Сказать, что эта встреча важна для меня, значит не сказать ничего. Подходит человек, немногим старше меня по возрасту, скромно одетый, спокойный и сдержанный. Здороваемся. У него на лице улыбка, с которой мы иногда рассматриваем забавные и новые для нас предметы. «Значит, говоришь, желание социализироваться, и всё такое?» – сразу начинает он, не снимая своей многозначительной улыбки с лица. Мы присаживаемся, и он говорит сразу, что очень любит задавать вопросы. Эх, знал бы он, на сколько вопросов мне пришлось ответить за всю свою жизнь, так что это стало чуть ли не моей профессией.
Первый вопрос: знаю ли я, кто такой Циолковский? Константин Эдуардович, — отвечаю я. А что он открыл человечеству? Космос. Огонёк в его глазах становится заметно ярче. А Илона Маска ты знаешь? Ну да. «Tesla». А знакомо ли мне слово синергия? Вот тут-то я тупанул. Слово-то знакомо, но смысл неизвестен. И только после этих вопросов он просит меня рассказать кратко о моем прошлом, начиная с детства. Понятно, что даже краткое изложение потребовало определенного времени. Он слушал молча, не перебив ни разу, глядя прямо мне в глаза. Иногда задавал уточняющие вопросы, говорящие мне в свою очередь о его полном вовлечении.
Синергия? Возможно. В конце моего монолога он сказал важные слова: «Я родился и вырос в степи. Физический труд, по моему глубокому убеждению и личному опыту, является основой, фундаментом всего человеческого существования. Поскольку этот труд тебе еще не знаком, можешь приступить к нему прямо сейчас. Лопаты увидишь во дворе, снег тоже искать не придется. Жить есть где?» Пока есть. «Ну всё, тогда до встречи. У меня много дел».
И вот я чищу снег вокруг приличных размеров дворца и размышляю: у шефа однозначно очень прокачанный мозг. У него есть всё, и он абсолютно не нуждается во мне. Тем не менее, я здесь, и у меня появилась первая в жизни работа. Вот оно, начало нового пути! Иди сюда, мой белый и чистый снег! А там, потом, будет уже «потом».
Рома
На второй день выходит из отпуска человек, который работает у шефа уже много лет, и знает каждую песчинку этого огромного пространства с золотыми буквами на фасаде «ДОМ ЛИТЕРАТОРОВ». Он уже в курсе обо мне, и его первый вопрос звучит так: «Эдик, ты высоты не боишься? Надо снег с крыши кидать». Ха! Да я можно сказать, с войны пришел, а он мне про боязнь высоты какой-то. Сказать ему, что у меня за плечами несколько прыжков без парашюта? В общем, лезем вдвоем на крышу, с лопатами. И только оказавшись наверху, я начинаю понимать, почему никто не полез сюда с Ромой, сославшись на акрофобию. Мать же твою! Я, как геккон, всеми конечностями прилипал к покатой и безумно скользкой крыше, и от напряжения всех мышц силы быстро покинули меня. Лопата дважды улетала вниз, поскольку кисть уже не держала хват. Я уже грешным делом подумал, что, если улечу вслед за лопатой, хоть будет кому похоронить по-человечески. Под лёд Оки же не спустят. Рома показывал мне, куда ступать и как правильно передвигаться на этом опасном участке. С задачей мы в итоге справились больше за счёт потенциала и опыта Ромы, который проявил себя смелым и добросовестным напарником. Эта крыша нас познакомила, и мы подружились.
Марко
Спустя несколько дней Рома сказал, что шеф хочет, чтобы я собрал некую конструкцию из мозаики. Мы пришли в мастерскую, где работает Маэстро из Италии. Он не говорит по-русски, и если возникает необходимость общения с кем-либо в мастерской, перевод с английского выполняет его ученик, главный помощник, Вован Амелин. Кто-нибудь бывал в мастерской мозаиста?
Грандиозная локация, скажу вам. К тому же, Марко мастер мирового масштаба, и там у него столько всего, что блестит-светит-переливается, отчего первое время невозможно сфокусировать взгляд на чем-то конкретном. Залез в незаменимый Гугл, и через пару минут выдаю маэстро фразу на итальянском: «Maestro, passiamo farne uno con lei, per favore?» Должно быть, я сказал это очень близко к тому, чтобы понять, так как Марко невольно улыбнулся, и сказал: «Си!» Он вывел меня на улицу, где вся лицевая стена его мастерской состоит из мозаики, и ни одного повторяющегося элемента. Эта стена важна для него, на её фоне Вован нас и пофоткал. Будет, о чем вспомнить.
Вован
Он показал мне, что необходимо делать, и я, уже в очках и респираторе, обрабатываю бормашиной плитку по какой-то эксклюзивной технологии с названием «Арх Скин». Архитектурная Кожа, как объяснил мне англоговорящий Вован, со свойственным для профессионального преподавателя умением объяснить тупому обывателю, почём в Одессе рубероид. Да, он кроме работы с Марко еще и преподаватель класса мозаики в детской школе искусств. Ему 30, и если надеть очки — типичный ботан. Во время работы у него в ухе наушник.
– Что слушаешь? — интересуюсь у него.
– Радио.
– Понятно. А какое?
– Радио Свобода.
– Да ладно!?
И с этого начинается наше знакомство. После работы он подвозит меня на своей тридцатилетней праворукой Toyote, и мы какое-то время еще сидим в малиновом велюровом салоне и обсуждаем очередного гостя у Дудя, или же пытаемся анализировать очередную инфобомбу «Футляра от виолончели» в Телеграмм. Ему интересно искусство в самом глубинном его проявлении. Мы говорим с ним об акционизме, и я готов познакомить его, при случае, со своими давними друзьями из этого направления, Катрин Ненашевой и Анечкой Боклер. Было бы классно нам «словиться» однажды всем вместе.
У него высшее образование, и он художник и педагог, но у нас, на удивление, масса одинаковых увлечений. По пути на работу у него в машине играет «Кровосток», а с работы — Константин Ступин. По его словам, Ступа придает ему силы. Вован очень образован, информирован о том, что происходит в мире, и просто кайфовый чувак. Как-то в выходной звонит: «У меня «папин день», и я хотел бы прийти к тебе в гости со своим сыном. Если можно» Да нужно! Трёхлетний Мирон и Вован уже у меня, и отец говорит сыну: «Мироша, этого дядю зовут Эдик. Он формально старше тебя, но внутренне вы с ним ровесники, и, полагаю, вы подружитесь и найдете общий язык». Разумеется нашли. Мирон –друг.
Эдуард Михайлов
