«Невменяемый»: история арестанта психиатрической больницы, рассказанная им самим
История ареста
Меня арестовали в июле 2017 года по подозрению в оправдании терроризма ст. 205.2 УК РФ. 10 января 2018 года преследование по этому обвинению было прекращено в связи с отсутствием в моих действиях состава преступления. Однако меня продолжили преследовать за хранение психотропного вещества в крупном размере (ст. 228 УК РФ) ч.2 и за возбуждение вражды (ст. 282 ч.1 УК РФ).
Пребывание в СИЗО
Пока я находился в СИЗО, в отношении меня были проведены три психиатрические экспертизы – одна амбулаторная и две стационарных. Ни одна из них не смогла установить, был ли я вменяем в интересующие следствие моменты. Однако стационарные экспертизы (заключения от 03.10.17 и 12.12.17) установили, что во время их проведения я был невменяем.
У меня было обнаружено шизотипическое расстройство, осложнённое синдромом зависимости от употребления веществ. И это после того, как я уже несколько месяцев никаких веществ не употреблял, находясь в СИЗО. А в те периоды, когда я находился на свободе и употреблял всевозможные вещества (чего я не скрывал и не скрываю), и когда, по версии следствия, совершал такие преступления, как написание заметок в интернете и хранение веществ, эксперты не смогли установить ни моей вменяемости, ни невменяемости.
То есть, когда я, находясь на свободе, употреблял вещества, для экспертов оказалось невозможным понять, был ли я вменяем или нет, и было ли у меня шизотипическое расстройство, осложнённое синдромом зависимости от употребления веществ. Но когда я представал перед этими экспертами, и мы беседовали с ними о разных вещах, они говорили, что в данный момент я болен, я наркоман, хоть я уже и не употреблял несколько месяцев. Всё равно, у меня — шизотипическое расстройство, осложнённое синдромом зависимости.
В СИЗО после ареста я поначалу проживал в общей камере в компании других арестантов в количестве от двух до семи человек. Занимался трассой, чифирил, поддерживал общее по мере возможностей, играл в 21 или нарды. В общем было всё, как заведено среди людской массы.
Сокамерники все проходили обвиняемыми по особо тяжким статьям против личности (убийства, тяжкий вред здоровью, разбои, вымогательства, похищение человека и т. д.), все не первый раз судимые.
Но через примерно месяц после ареста администрация СИЗО посчитала нужным перевести меня на одиночное содержание по причине специфики моего уголовного дела. Месяц я жил один. Потом съездил на первую стационарную психиатрическую экспертизу и вернулся уже не в одиночку, а в так называемую «дурхату».
Дурхата
Это камера, в которой содержатся те, кого ожидает ПМХХ. Кто-то признан невменяемым на момент совершения, кто-то на момент проведения экспертизы. У меня был редкий случай, так как врачам не удавалось понять, был ли я вменяем, когда, по версии следствия, я совершал преступления (или общественно опасные деяния всё-таки?). Но так как состояние невменяемости в момент экспертизы у меня они всё-таки зафиксировали, то по их представлениям, мне полагались ПММХ, и, соответственно, мне в СИЗО следовало содержаться в соответствующей камере.
В принципе, дурхата была неплохим местом для проживания в плане бытовых условий. Очень большая и всего на четверых. При чём в разное время там бывало и 3, и даже 2 человека. Санузел был в отдельной комнатке. Телевизор с двумя десятками каналов. Из минусов я бы отметил только низкую температуру. Все круглосуточно ходили в кофтах и куртках. И даже спали в них. Потому что это новый корпус. Так сейчас строят. Зданию несколько лет, но оно уже трещит по швам. Между панелями щели, из которых сквозит. Оконная рама поставлена как попало – там тоже щели, которые можно затыкать ватой из матрасов. В общем, если надеть на себя всю имеющуюся одежду, можно было чувствовать себя вполне комфортно — отдыхать, курить, смотреть телевизор.
ПММХ- принудительные меры медицинского характера
Эксперты порекомендовали органам предварительного расследования обратиться в суд с постановлением о применении ко мне ПММХ до моего выхода из болезненного состояния в медицинской организации специализированного типа. Как я понимаю, эта ситуация возникла в силу специфики моего уголовного дела. Я «не осознавал общественной опасности своих действий». Но, на мой взгляд, изъян такого понимания заключался в том, что я не осознавал просто потому, что ничего противозаконного и не совершал.
Сами стационарные психиатрические экспертизы для лиц, содержащихся под стражей, у нас в Новосибирской области проводятся на территории психиатрической больницы №3, в десятом отделении. Эта такая тюрьма-тюрьма. Полностью пустые камеры на 3 или 4 человека, в которых имеются только шконки и кран над сливным отверстием.
При себе можно иметь лишь книги из библиотеки времён советского прошлого, бумажные настольные игры и паззлы от администрации, мыльницу с мылом и немного продуктов из передач. Зубная щётка выдаётся по запросу. Питание в общей посуде выдаётся на 5-10 минут 3 раза в сутки (плюс 2 раза печеньки с как-бы «чаем» — на полдник и перед отбоем). Даже туалетная бумага выдаётся по запросу и в камере не хранится. Одежда у всех хозяйская: брюки, рубашка и трусы. Все собственные вещи при поступлении в отделение сдаются в камеру хранения. Ни о каких сигаретах или чае не может быть и речи. Никаких телефонов, маляв, кабур и трасс. На маленьком окошке стоит четыре решётки.
Ежедневный обыск при утренней проверке обязателен. Хотя искать в пустых камерах просто нечего. Но, видимо, для порядка нужно перевернуть матрасы. Прогулки не предусмотрены вообще по причине отсутствия прогулочного дворика. Душ 1 раз в неделю — это как в обычном СИЗО. Находятся люди в таких условиях от месяца до трёх. Обычно месяц. За это время их несколько раз вызывают на беседы к врачу. Всё остальное время они отдыхают от чая, сигарет и прочих радостей тюремной жизни. Можно выпросить каких-нибудь таблеток, чтобы чаще спать, можно этого не делать. То есть условия считаются очень жёсткими, особенно теми арестантами, которые попали в них из СИЗО, где у них была связь, телевизор, своя одежда, чай и сигареты.
Прокурско-судебная схема помещения в «спецпсихушку»
В психиатрическую больницу специализированного типа №6 я был этапирован 28.02.18. Я полагаю, что это произошло с нарушением закона.
Дело было так. На основании заключения психиатрических экспертиз следователь передала дело в суд с постановлением о назначении мне ПММХ. Судья Дузенко Е.А. 30.01.18 принял решение о переводе меня в спецпсихушку (как рекомендовали эксперты) на основании ст. 435 УПК РФ При этом вопрос о назначении мне лечения он посчитал невозможным решить, так как не было установлено моё психическое состояние в моменты совершения преступлений и, соответственно, не было понятно, на основании какой из статей УК РФ (21 или 81) мне нужно назначать ПММХ. Поэтому он постановил 06.02.18 возвратить дело прокурору для устранения причин, препятствующих суду вынести обоснованное решение.
Меру пресечения он постановил до помещения в больницу оставить прежнюю — содержание под стражей, которая у меня заканчивалась 28.02.18.
Прокуратура не согласилась с решением о возвращении ей дела и обжаловала его в областной суд. Я не согласился с решением о помещении меня в больницу до того, как мне назначили ПММХ, и тоже подал жалобу в областной суд. В общем, два решения суда не вступили в законную силу и ждали рассмотрения в апелляционной инстанции.
В такой ситуации начальник СИЗО Ступин В.В. обратился к судье Дузенко за разъяснением — что делать со мной? К своему обращению он приложил ответ главного врача больницы №6 Корольковой И.И., которая сообщала, что больница отказывается меня принять, так как она предназначена исключительно для лиц, которым судом назначены ПММХ.
То есть спецпсихушка — эта место только для принудительного лечения и никак иначе. Основанием для госпитализации в это учреждение является постановление суда о назначении ПММХ.
Судья Дузенко ответил начальнику СИЗО Ступину, дав ему понять, что решение о моём переводе в больницу принято в соответствии с требованиями закона, правда в силу оно не вступило, а исполнение судебных решений не является задачей судьи. 27.02.18 и. о. прокурора района Сикорский С.И. обратился к Дузенко и напомнил, что на следующий день у меня заканчивается мера в виде содержания под стражей, а больница меня не принимает, и попросил Дузенко рассмотреть вопрос о моей дальнейшей судьбе. Дузенко был непреклонен, ответив Сикорскому, что он уже вынес решение о моём переводе в больницу, как раз на основании того, что в моём состоянии находиться под стражей нельзя, необходимо находиться в больнице. Как в такой ситуации продлить меру? А то, что больница меня не принимает, то это — не его проблемы. И вот оно — чудо.
В день окончания меры пресечения я был этапирован в больницу, предназначенную исключительно для ПММХ, которая за 2 недели до этого категорически отказывалась меня принять.
Я, честно говоря, не в курсе, кто должен нести ответственность за моё помещение в больницу. Потому, что в материалах делах конкретно этот документ, в котором было бы указано лицо, принявшее решение о переводе меня в больницу, не предназначенную для лиц с моим статусом, отсутствует.
Скорее всего прокуратура надавила на больницу. Хотя именно она должна вести надзор за соблюдением законов, в том числе за тем, чтобы в учреждениях содержались именно те лица, для которых эти учреждения предназначены.
Типы психолечебниц
Исходя из тех данных, что у меня имеются по ситуации в Новосибирской области (а это — специнтесив на Охотской, спец на Тульской и ещё несколько больниц общего типа), наиболее вероятными сроками лечения, в случае соблюдения режима, являются такие. Если человеку врачи рекомендовали общий тип больницы, то за год с него он может выписаться с высокой вероятностью. Если врачи рекомендовали специализированный тип больницы, то года полтора или 2 пациент пробудет на ней, и потом ещё полгода или год на общем типе. То есть за 2,5 года можно выйти, или даже за 2. А если врачи рекомендовали специнтенсив, то там пациент тоже пролечится года 2, прежде чем попадёт на спец, а потом — на общий. Года на 4 стоит рассчитывать. Это при хороших раскладах.
Поясняю. Есть 3 типа больниц для ПММХ:
1. Больница общего типа (то есть обычная городская психушка),
2. Больница специализированного типа (спец, например вот эта на Тульской),
3. Больница специализированного типа с интенсивным наблюдением (специнтенсив)
Экспертиза назначает тот или иной тип больницы, суд постановляет опираясь на результаты экспертизы. А раз в полгода лечение продлевается, изменяется или прекращается. Изменяется — это означает, что меняется тип больницы. Например, человек пробыл у нас на Тульской 1,5 года (спец), а потом суд изменил ему тип лечения на общий. Считается, что с Тульской он «выписался» и дальше лечится на общем типе. Потом суд, ещё через год например, изменяет тип лечения на амбулаторное наблюдение, и только тогда человек с общего типа выходит на свободу. А может и наоборот, изменят лечение, и человек с общего типа, вернётся на спец. Катаются с больницы на больницу пациенты годами.
Психиатрическая больница специализированного типа
Психиатрическая больница специализированного типа №6, расположенная на Тульской, состоит из двух отделений для стационарного лечения. Я проживал в первом отделении. Количество пациентов от 70 до 80.
Условия проживания
9 жилых комнат, разного размера, называемых палатами. Количество пациентов в каждой палате от 3 до примерно 17. Я проживал в пятой палате. В ней пациентов было от 10 до 12 человек. В учреждении установлен строгий распорядок дня. Подъём в 7 утра. Через полчаса — обязательная зарядка. Приём пищи 3 раза в сутки. Приём лекарств 4 раза в сутки. В 11 врачебный обход. С трёх до четырёх дня — тихий час. Отбой в 22.
Режим
Согласно режиму дня, часовая прогулка предусмотрена в тёплое время года 2 раза в день, в холодное — 1 раз в день. По факту прогулка бывает раза 3-4 в неделю. При чём, так как на прогулку выводят не больше 20 пациентов, получается, что в среднем пациент имеет возможность выйти на улицу примерно 1 раз в неделю. Это один из тех моментов, которым многие пациенты сильно не довольны. Душ 1 раз в неделю, как и в СИЗО, бритьё лица и стрижка головы 1 раз в 4 дня.
Телефонные разговоры
4 раза в неделю разрешены телефонные переговоры продолжительностью 5-10 минут. 2 раза в неделю разрешено позвонить со своего мобильного телефона, который хранится в сестринской и 2 раза в неделю можно принять входящий вызов на официальный стационарный телефон отделения.
Всё это, естественно, в определённые часы. Это второй момент, который не нравится многим пациентам. Потому что, если связь официально не запрещена, то ограничение в 5 минут на звонок выглядит очень странным и может объясняться только желанием администрации делать жизнь пациентов хуже. Как и многие другие нелепые правила.
То есть выглядит это так. В отделении есть телефон. И если на него позвонить и попросить пригласить пациента, то персонал пригласит только в установленные дни и часы. Естественно, что и дозвониться тяжело, и говорить нужно быстро, чтобы другие тоже успели пообщаться. Хотя ничего не мешает приглашать к телефону пациента в любое время (когда не тихий час, не отбой, не приём лекарств и т. д.). И дозваниваться было бы не сложно, и разговаривать можно было бы дольше и чаще. Но такого нет.
Администрацией создан искусственный дефицит времени для телефонных переговоров. Следствием дефицита являются, конечно же, нелегальные телефоны, которые имеются у некоторой части пациентов. Иногда врачи их находят и забирают, наказывая нарушителей режима, но новые трубки затягиваются довольно быстро. С этим делом норм, как и везде.
Свидания
По режиму предусмотрены свидания через стекло 2 раза в неделю по 15 минут. И 1 раз в месяц предусмотрено свидание в комнате для свиданий, тоже на 15 минут. Но иногда бывает, что администрация вводит карантин, во время которого свидания запрещаются. Так как причины карантина, как правило, являются очевидно вымышленными, то это тоже вызывает недовольство пациентов.
Например в мае 2018-го года был введён карантин по причине якобы ОРВИ, в то время как среди пациентов не было вообще тех, кто был в тот момент подвержен этому недугу. У меня как раз на тот момент должны были пройти судебные заседания с моим участием. Они переносились по причине карантина. При чём на запрос из суда о моей возможности участия в заседании представителями учреждения (врачами)в суд передавалась информация о невозможности моего участия из-за карантина по причине ветрянки. А родственников пациентов не пускали на свидания, ссылаясь на ОРВИ.
Просмотр телевизора
В отделении имеется телевизор, который находится в холле. Пользоваться им можно только в отведённое время. Поэтому толком ничего посмотреть невозможно. В качестве редкого исключения разрешалось (по заранее написанному заявлению!) посмотреть матчи чемпионатов по хоккею и футболу. Но у многих пациентов имеются радиоприёмники и плэйеры, которые разрешены, поэтому тема с телевизором особо сильно никого не напрягает.
Развлекательные игры
Из игр, как и в СИЗО, разрешены шахматы, шашки и нарды. Есть маленькая библиотека в виде нескольких книжных полок. В общем, официальные развлечения в стационаре такие: 1 раз в месяц свидание, 2 раза в неделю свидания через стекло, 1 раз в неделю душ и прогулка, 4 раза в неделю телефонные переговоры, иногда — телевизор, иногда кто-то играет в нарды, кто-то — читает. Но большую часть времени пациенты просто тупят, слушая плэйеры. Разрешены передачи с воли, в основном в часы свиданий.
Неофициальные развлечения
Из неофициальных развлечений — это чай. Да, чай в учреждении строго ограничен. Он хранится у персонала. Ежедневно можно получить 3 пакетика. Помимо этого, можно заработать чай, выполняя разные хозяйственные работы. Заваривать можно не больше одного пакетика за раз. Поэтому распитие крепкого чая является нелегальным и довольно опасным развлечением, за которое предусмотрены наказания. Некоторые пациенты употребляют и запрещённые психоактивные вещества, но таких не очень много, не более 20% от общего числа пациентов. Наиболее популярными из веществ являются гашиш и стимуляторы вроде амфетамина или так называемых «солей». Руководство учреждения в курсе подобных нарушений режима. Иногда оно отправляет кого-нибудь из попавшихся нарушителей в другую больницу с более строгим режимом («специнтенсив»), который в Новосибирске располагается на улице Охотской. Это самый восточный в РФ специнтенсив. Поэтому в нём лечатся пациенты со всей Сибири и Дальнего Востока.
«Покуримка». Сигаретно-бартерная схема
Самая главная тема, вызывающая огромное недовольство пациентов, это ограничение на сигареты. Как и в случае с временем на телефонные разговоры, как и с чаем, в учреждении администрацией создан искусственный дефицит сигарет. Можно получить только 1 пачку на 3 дня (а также, как и с чаем, сигареты можно зарабатывать, выполняя разные работы).
Так как 6-7 сигарет на день для практически любого курильщика — это очень мало, то пациенты из-за этого живут в ситуации постоянного стресса и нервной напряжённости. Одни, в целях экономии, стараются курить по половинке сигареты, бычкуя остаток, или объединяются с другими в так называемые семейки, чтобы курить по одной сигарете на двух или трёх человек. Другие вызываются на выполнение работ за чай и сигареты. Кто-то меняет другим пациентам продукты и вещи на сигареты. Некоторые иногда затягивают табак со свободы: либо через свидания, либо через персонал. Есть и такие, кто готов оказывать сексуальные услуги за сигареты. Ну и вообще любые услуги (например такие, как стирка) оцениваются чаем и сигаретами, как валютой. Я занимался «банковской деятельностью», то есть выдавал сигареты в кредит, либо играл на колебании курса сигарета/чай.
Вообще, если бы мне задали вопрос о том, извлёк ли я для себя хоть что-то полезное из пребывания в психушке, то я бы ответил, что мне было очень познавательно посмотреть, как функционирует теневая экономика и чёрный рынок в условиях искусственно созданного дефицита и репрессивной системы на примере одного конкретного микро-сообщества в виде пациентов психиатрической больницы. Было очень интересно посмотреть и поучаствовать, естественно, в этом.
Во-первых, цены. 1 сигарета большую часть времени стоит 3 пакетика чая. Но бывают и колебания курса. Так как сигареты в дефиците, то их цена на территории учреждения завышена в десяток раз. Например, за 1 сигарету можно купить банку консервов или тушёнки, мешок конфет, килограмм фруктов или овощей, шоколадку, упаковку зубной пасты, несколько кусков мыла, несколько конвертов или тетрадок. За 2 или 3 сигареты продаётся колбаса или сало в зависимости от количества. Некоторые пациенты целый мешок еды и вещей (полностью передачу с воли) стоимостью в несколько тысяч рублей продают оптом за 1 пачку сигарет. Вся эта торговля нелегальна, иногда она пресекается администрацией, но она процветает, несмотря на наказания за неё.
Труд и услуги, как и товары, тоже стоят дёшево в сигаретном измерении. Например, помыть пол в палате стоит 2 сигаретки или соответствующее этому количество пакетов чая. Примерно аналогичные расценки за уборку в других помещениях, например в сестринской или в туалете, за мытьё мусорных корзин. Хорошей работой считается работа в буфете, связанная с мытьём посуды. Мойщик посуды за день может заработать больше 20 пакетов чая (буфетчицы в основном расплачиваются чаем, а не сигаретами). Самый выгодный труд — это бритьё или стрижка. За такую работу всегда высокая конкуренция между пациентами. 1 сигарета выплачивается санитаром за каждого побритого или постриженного. В больнице не все пациенты умеют бриться самостоятельно. Подобные отношения никак не регламентированы в документах учреждения. Но в отличие от обмена продуктов и вещей, они не пресекаются руководством учреждения, а являются нормой.
Одно из объяснений этого явления связано с зарплатами персонала. Например, санитарки получают не очень большую зарплату. Однако это компенсируется тем, что им вообще почти ничего самим не нужно делать. Им достаточно приходить на работу с пачкой чая или сигарет и расплачиваться ими с пациентами, которые выполняют обязанности санитарок по уборке помещений. Санитарки просто контролируют процессы. Хотя некоторые иногда и сами что-то моют, чтобы совсем не заскучать.
Есть подозрение, что если бы эти отношения были объявлены незаконными, то учреждение испытало бы серьёзный кадровый голод. Потому что объём работы для персонала низшего звена в больнице достаточно большой. Помимо всевозможных уборок, мытья, бритья, нужно ещё таскать мешки с бельём, собирать его, выдавать, иногда таскать и ремонтировать шконки и делать всякое другое по хозяйству.
Если бы всем этим занимался персонал, то, скорее всего, желающих было бы очень немного. Пришлось бы существенно поднимать зарплату, а, возможно, и расширять штат. Зачем так делать, если можно с помощью искусственного дефицита поднять цену на сигареты внутри системы, и обесценив тем самым труд пациентов, переложить на них часть обязанностей персонала? То есть для администрации здесь выгода очевидна.
Помимо этого, персонал таскает сигареты в больницу не только с целью оплаты за работу пациентов, но и с целью перепродажи. Сперва пациентом делается денежный перевод на реквизиты счета санитарки или ее знакомых, а затем сотрудник стационара заносит сигареты. Это стандартная схема для всех учреждений. Тоже получается небольшая доплата к официальной зарплате. Что-то типа чаевых. Но в отличие от оплаты за работу, такая контрабанда нелегальна, она не афишируется, она просто тихо процветает, потому что в отличие от, например, заноса запрещённых веществ, занос сигарет не является уголовно наказуемым.
И сотрудник вообще ничем не рискует, особенно если сам курящий. Всё делается тихо, чтобы избежать лишних разговоров. Но все всё знают и всё понимают. Что касается передачи запрещённых веществ, то лично мне достоверно известны несколько сотрудников учреждения, которые либо к этому причастны, либо сами обладают информацией о маршрутах.
Нелегальные услуги.
Закончу тему о ценах ещё ценами на нелегальные услуги. Они такие же низкие. Например, стирка белья (не для администрации, а для других пациентов), глажка, массаж или секс оцениваются одной-двумя сигаретами. Иногда кто-то демпингует и готов постирать трусы другого пациента за пакетик чая или за бычок.
В стационаре я обратил внимание на совершенную неспособность людей приводить свои потребности в соответствие с возможностями. Как я уже написал выше, я занялся микрокредитованием, потому что решил, что это самое выгодное, чем можно заняться.
Проводя гибкую политику индивидуального подхода к каждому клиенту, я стал самым крупным (да если по-честному, то практически единственным) кредитором. Через несколько месяцев работы, моими постоянными клиентами стали около 80% курящего населения, а примерно треть была должна постоянно, лишь уменьшая или увеличивая сумму задолженности. При чём мне даже выгоднее было хранить именно долг, а не физические сигареты, которые всегда могли изъять на шмоне. Поэтому я хранил 10-15 пачек. Часть у себя, часть у дропов (подставные лица), которым можно было доверять в этом плане. А остальные десятки (!) пачек сигарет записывались в долговую нагрузку, которая примерно логарифмически распределялась по всему сообществу. В финале моего пребывания в больнице сумма всего долга уже превосходила количество сигарет, которые пациенты получали от персонала 1 раз в 3 дня.
Писать об этом много не хочу, потому что это могло бы стать темой отдельной статьи о том, как функционирует кредитная система на примере одного микро-сообщества. Только общие наблюдения. А они таковы: люди в подавляющем своём большинстве совершенно не в состоянии жить по средствам.
Вместо того, чтобы, например, экономнее курить, люди готовы стирать чужие трусы, мыть полы, сосать или брать кредиты. Что из всего этого хуже, а что — лучше, я даже не знаю. Я просто видел, как люди унижаются, выпрашивая сигаретку или хотя бы бычок. Родственники пациентов (тоже наверняка не миллионеры) отправляют передачи, которые меняются на сигареты, большая часть из которых идёт на обслуживание долга, потому что человек не может заставить себя не курить 1 день. Да даже не день, а иногда несколько часов, в течение которых человек готов взять кредит на 3 сигареты, чтобы вернуть 5. На мой взгляд, это какое-то безумие, возможное в условиях искусственно созданного администрацией дефицита и не способностью людей жить по средствам. Ростовщики, банки, МКО тут не при чём. Они просто удовлетворяют чужие раздутые потребности и берут за это плату. Я занял рыночную нишу, которую всегда кто-то занимает.
Административный ресурс и меры его воздействия
Против меня были репрессии со стороны администрации. У меня при обысках забирались сигареты. Но как сказал один телеведущий — это не драматично. Изъятие некоторого количества сигарет могло привести лишь к увеличению стоимости кредита. Например, когда врач изъяла у меня 4,5 пачки, это привело лишь к тому, что на ближайшую неделю кредит стал чуток дороже. То есть текущие расходы легли на конечного потребителя. Потребители отнеслись с пониманием, потому что администрация воспринимается как тупое бессмысленное зло. А я был лучом света в этом тёмном царстве, способным всегда выручить в трудную минуту. Ну, конечно же, за небольшую плату. А как иначе?
Ну и хороших отношений с некоторыми сотрудниками учреждения тоже никто не отменял. Есть же среди них и разумные люди. Честность — с моей стороны. Понимание и содействие — с их. Бывало, что хороший санитар при обыске находил у меня много лишнего, а потом мне всё это возвращал. А почему нет? Всё решается.
Я, между прочим, обсуждал всё это с главным врачом. Я убеждал её, что необходимо в интересах всех пациентов убрать любые ограничения на сигареты. Но в ответ мне приводился аргумент о том, что когда-то (наверное в «лихие девяностые»)) так и было. Сигарет у всех было много, но это приводило к частым кражам и разным конфликтам на этой почве. Не считаю нужным комментировать эту дичь. Ещё она говорила то, что «если пациенты будут больше курить, то вентиляция в комнате для курения не будет справляться с дымом». Когда я передал её аргумент пациентам, они материли её самыми последними словами. И я их прекрасно понимаю. Я не понимаю во всех подобных ситуациях только одного, то ли все эти начальники нас, обычных людей, за идиотов считают, то ли они сами — просто конченные кретины, не способные разбираться в элементарных вещах.
«Отоварка» пенсионеров «соцками»
Что такое «отоварка»? Большинство пациентов — пенсионеры. Им по инвалидности выплачивается пенсия. То есть они находятся на государственном обеспечении в бюджетном учреждении, где их бесплатно кормят, поят, одевают в пижамы, лечат, моют, стригут и охраняют.
Но помимо этого им ещё начисляется пенсия. Некоторые переводят пенсию своим родственникам. Некоторые её копят, чтобы потом пропить на свободе и снова вернуться в больницу. А большинство пациентов её отоваривают (хотя бы частично) в больнице. Для этого имеется социальный работник, или иначе — соцка. Она раздаёт бланки, в которых пациенты указывают, что им нужно купить и в каком количестве. Соцка на пенсии пациентов покупает заказанные ими товары. Потом раз в месяц в больницу приезжает автомобиль с коробками товара, и он выдаётся пациентам.
Так вот, практически все, кто умеет считать, уверены, что соцка завышает цены примерно раза в 2. То есть, например, пациент заполнил бланк на примерную (ожидаемую) сумму в 3 тысячи рублей, а с его счёта списывается существенно больше. Так как я сам не пенсионер, я в это не вникал, но полагаю, что в контексте всего остального, такое очень даже может быть. А почему нет? Пациенты друг с другом обсуждают то, какая соцка нехорошая, как она обворовывает больных, но никто не заявляет об этом за пределы больницы. По целому ряду причин. Начиная от причины «а кому сообщать? от кого ждать помощи?» и заканчивая «если её посадят, то вообще без отоварки останемся».
Просто нужно понимать, что примерно половина пациентов не имеет родственников. То есть они вообще одни. Им не бывает передач, к ним никто не приезжает. Им государство назначило пенсию, но соцка — это как побочка, как часть того же государства, которое забирает часть в свой личный карман. А без неё эти пациенты останутся вообще без ничего, в том числе без сигарет. Ну то есть такой у них ход мысли. На мой взгляд, её деятельность не помешало бы проверить на предмет законности. Речь может идти о хищениях на сотни тысяч рублей ежегодно. Конечно, по современным меркам такими суммами никого не удивишь. Но в ходе проверки могли бы вскрыться и другие каналы получения незаконного дохода администрацией учреждения. Хотя наверняка всё такое существует повсеместно, и конкретно это учреждение просто не является исключением.
Организация питания
Теперь о хорошем. О питании. К чему лично у меня нет вообще никаких претензий, так это к питанию. Особенно после тюремной баланды, больничная еда воспринималась как очень хорошая. И мясо дают, и рыбу (горбушу и минтай), и супы самые разные, котлеты, картофель, лапшу, рис, пшено, гречу, и прочие крупы. Так как зачастую пациенты (особенно после передач или отоварки) отказываются от еды, то остаются добавки. Можно брать и по 2, и по 3 порции. Оставшуюся еду персонал часто забирает себе домой. Потому что еда реально неплохая, примерно как в стандартной столовой. Лишняя еда, которую не съедают пациенты, и которую персонал не забирает себе, так как её реально много, смывается в трубу. Каши, особенно после отоварки, уничтожаются целыми кастрюлями. В общем от голода в больнице №6 погибнуть не реально.
Дерматиты и чесотка
Весь период моего пребывания в учреждении я был свидетелем того, что в отделении распространялись какие-то кожные инфекции. Я не знаю, чесотка ли это, или что-то похожее, но около 20% пациентов постоянно чесались, у них тело было покрыто прыщами и ранками. Персонал их постоянно мазал разными мазями, но это давало не существенный эффект. У кого-то из пациентов в течение нескольких месяцев мазания вроде бы болезнь проходила, но за это время она уже начиналась у других.
Один из пациентов умер в больнице в июне 2018-го года. Его голое тело валялось на полу, пока не было вынесено прочь, и все могли видеть, что оно полностью красное и розовое от тех мазей, которыми мажут пациентов. За 2 или 3 недели до смерти он начал постоянно орать, когда его мазали мазями. Он кричал, что от них ему нисколько не лучше. Но его продолжали ежедневно мазать.
Туалетный режим
В больнице практикуется какая-то тупость с закрытием туалета на время приёма пищи и лекарств. Особенно ощущается это во время обеда. Приём пищи происходит в холле. Сначала питаются пациенты одной палаты, потом другой и т. д. Обед обычно длится от часа до полутора. Потом сразу после обеда начинается приём лекарств. Тоже по палатам. То есть иногда туалет закрыт по 2 часа. Понятно, что это иногда приводит к тому, что некоторые пациенты ссутся в штаны. Я сам несколько раз еле дотерпел. Уже думал, что придётся в стакан поссать, который потом пришлось бы выбросить или оставить как раз для этих ситуаций. Уже потел весь, в глазах начинало темнеть, но получалось дотерпеть.
С утра такое редко бывало, потому что обычно после подъёма сходишь, и до завтрака ещё не успеваешь много жидкости выпить. Да и завтрак быстрее проходит. А перед обедом если сходишь (а иногда ведь и забываешь!), то всё равно через час можешь снова захотеть, организмы же у всех разные. Вот такое вот издевательство. У меня после первого срока геморрой выскочил. Лечил его дорого и болезненно. Теперь после этой больницы иногда возникает ощущение, что с мочевым пузырём что-то не то.
Контингент
Далее про пациентов. Они делятся на 2 категории: так называемые принудчики (те, кто признан невменяемым в момент совершения и получает ПММХ в соответствии со ст. 21 УК РФ и так называемые доизлеченцы — те, у кого невменяемость наступила после совершения преступления и получает ПММХ в соответствии со ст. 81 УК РФ. Доизлеченцев немного, 10-15%. Они лечатся обычно год-полтора, а потом суд возвращает дело в отношении них следователю для продолжения преследования. А их либо этапируют в СИЗО, либо освобождают под подписку или домашний арест. То есть это как бы такие заезжие гастролёры.
С принудчиками иначе. В отношении них считается, что обычно они не могут сразу выздороветь, а только постепенно. Поэтому после лечения в одной больнице, их отправляют в другую, а иногда потом и в третью. Иногда они возвращаются и катаются так по кругу не один раз до того, как в итоге их выписывают на амбулаторное наблюдение. Это называется резиновым сроком. В не зависимости от того, что совершил пациент, и что бы ему назначил суд, будь он вменяемым, срок лечения может быть любым.
Я фиксировал данные по количеству тех, кто выписывался с Тульской ( Психиатрическая больница №6 на улице Тульской)и переводился на общий тип за единицу времени. Согласно этим данным, среднее время нахождения принудчика на Тульскойв тот период времени составляла 2 года и 3 месяца. За полгода выписаться почти невозможно.
Пациенты рассказывают, что такие случаи на их памяти были, но очень редко (возможно, что за некоторый прайс)). За год иногда выписывают, но особо никто не надеется на это. А вот за полтора или 2 года — очень реально. Если пациент не нарушает режим и это у него первое лечение, то обычно за полтора года уходят. Хотя и не всегда. Если не первый раз лечится, то обычно за два. Но тоже не всегда. А если пациент замечен в нарушениях, то могут продлевать сколько угодно. При мне самыми долго лечащимися были те, кто находились на Тульской около шести лет безвыездно. Но это имеется ввиду, что только на Тульской. Некоторые на Тульскую приехали из Костромы или Орла, где уже полечились 8 или 10 лет, например, и теперь уже 2 или 3 года лечатся на Тульской.
При плохих можно получить изначально общий тип и постепенно раскрутиться до специнтенсива. Да, и такое бывает тоже. Ну и плюс, нужно учитывать, что до больницы некоторые в СИЗО содержатся какое-то время. Оно в зачёт лечения не идёт.
В других регионах может быть иная практика. Например, я слышал, что с Костромского специнтенсива быстрее чем за пять лет уехать тяжело. Но достоверно мне это, конечно, не известно.
Очевидно, что в такой ситуации очень не выгодно оказаться в психушке за лёгкое преступление или преступление средней тяжести. В случае вменяемости можно получить штраф или другое наказание, не связанное с лишением свободы, или условное наказание. А невменяемый получит резиновый срок. Да и за тяжкие преступления, в больнице придётся пробыть или примерно столько же, или даже больше, чем на лагере. А вот при совершении особо тяжких гораздо выгоднее быть невменяемым.
Справедливости ради
Несколько конкретных примеров. Некто Пе-ый за совершение кражи нескольких тысяч рублей лечится на Тульской уже 4 года. Некто Нас-ов за совершение кражи ящика пива приехал с Костромы, полечился на Тульской и уехал на специнтенсив на Охотскую улицу. Он путешествует уже 8 лет. Некто Бу-ок осужден за повторное вождение в пьяном виде и отправлен на общий тип. Там он нарушил режим, так как попался с чаем и был переведён на Тульскую. Пока всего полтора года в сумме у него, но это пока. Был бы вменяемым, получил бы штраф или условное наказание, как ранее не судимый и имеющий серьёзные проблемы со здоровьем (он имеет ранение в корпус из дробовика).
Ну и самый вопиющий, на мой взгляд, случай. Некто Ар-ок осужден за незаконное проникновение в жилище (к своей бывшей жене и сыну). Это одно из самых лёгких преступлений, предусмотренных УК РФ, за которое предусмотрено максимальное наказание (то есть назначаемое лютым рецидивистам с большим количеством отягчающих обстоятельств) — в виде трёх месяцев ареста. Так как он признан невменяемым, то он отправлен лечиться. Что он и делает, находясь на Тульской. Пока что всего год.
Некто Поч-ов за хранение конопли в значительном размере 2,5 года пробыл на Тульской и уехал на общий тип. И вот несколько обратных примеров. Некто Мо-ов за причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, провёл несколько месяцев в СИЗО, врачами был отправлен на Тульскую. Выписался за полтора года и уехал на общий тип.
Или некто Бог-рь за такое же деяние после СИЗО отправлен был тоже изначально на Тульскую (без специнтенсива!) и имеет все шансы выписаться на общий тип за 1,5-2 года. А его вменяемый подельник получил 9 лет в колонии строгого режима. Разница, по-моему, очевидна. Или вот ещё в завершение, некто Кри-ев убил жену и сжёг её в печке: СИЗО, 2 года на Тульской и уехал на общий тип.
Контингент в больнице в основном спокойный и покорный. Так как все понимают, что их поведение напрямую влияет на срок лечения, серьёзные конфликты между пациентами и администрацией случаются очень редко. Ну и препараты, подавляющие волю, используются даже при минимальной необходимости. Хотя драки между пациентами бывают.
Например, пациента Мо-за другой пациент несколько раз пинал по яйцам за то, что тот пердел в палате (в их палате это осуждалось, а у нас, например, все легально пердели, даже соревновались друг с другом в громкости)), до такой степени, что яйца распухли и потемнели.
В этих действиях, очевидно, содержится состав преступления, и очень вероятный перевод виновного на специнтенсив, но администрация учреждения ход делу не дала.
Скорее всего, это произошло потому, что оба пациента находились в так называемой наблюдательной палате. Это палата, в которой находятся те, кто только прибыл в учреждение, и разные проблемные пациенты. В ней стоит видеокамера и на входе в неё всегда кто-то дежурит из персонала. Даже в таких условиях строгого контроля один пациент очень серьёзно травмировал другого, но никаких юридических последствий не было.
А бывает и наоборот. Есть некоторые пациенты (в основном обиженные), которых лучше вообще не трогать, потому что они сразу бегут жаловаться персоналу. Такому кто-нибудь подзатыльник даст, а он идёт и рассказывает, что его избили. И в итоге могут быть последствия для того, кто якобы избил. То есть справедливости в правосудии внутри учреждения столько же, как и за его пределами.
В основном все нарушения пациентами режима связаны с распитием чая, курением в туалете, нарушением режима дня (например, не выход на зарядку). Реже — употребление веществ или хранение телефона, кражи или другие конфликтные ситуации. Но вообще наказать могут много за что.
Например, за совершенно безобидный массаж спины или за спортивные упражнения (например, за отжимание). За то, что сидишь на подоконнике или спишь в пижаме. Секс между пациентами пресекается, но, как и всё остальное запрещённое, процветает. Ситуация не частая, но случающаяся, — ты заходишь в туалет, а там кто-то у кого-то сосёт, а кто-то стоит на шухере. Или в душе. Ты моешься, а в трёх метрах от тебя кто-то кого-то трахает. За сигаретку. Иногда это бывает прямо в палатах под шконками.
Лечебно-наказательная терапия
В качестве наказаний за нарушения режима могут лишить чая или сигарет. Это считается лёгким наказанием. Могут лишить свиданий. Но чаще всего «изменяют терапию». Это выражается в том, что пациенты начинают получать больше психотропных препаратов. Иногда могут назначить разовую инъекцию аминазина, иногда — недельный курс. Это в дополнение к основному курсу лечения, который тоже могут усилить. Например , пациент принимал 2 раза в сутки препараты, а после какого-то случая, начинает принимать 3 раза в сутки.
Насилия или избиений пациентов персоналом нет никаких. Просто есть лекарства, которые создают очень жуткие последствия как для психики, так и для тела. И давление может повышаться или понижаться, жопа распухает от инъекций, что сидеть невозможно, мышцы болят, как будто их выворачивают, зрачки закатываются, руки трясутся, память отшибает.
В психиатрии это называет лечением. Пациенты считают это медленным убийством с особой жестокостью. О долгосрочных последствиях такого лечения можно прочитать в разных открытых источниках. Там всё, начиная от ожирения из-за изменения гормонального фона, до разрушения зубов. Ключевые слова тут «аминазин», «неолептил», «галоперидол», «труксал», «азалептин» и прочие психотропные препараты, относящиеся к нейролептикам.
Про права человека и любые другие права в больнице лучше забыть сразу. Особенно если ты принудчик, а не доизлеченец. Больница — это такое ультратоталитарное общество, где вся власть сосредоточена в руках нескольких врачей. Когда в первый раз врач по прозвищу Оперша забрала у меня 4,5 пачки сигарет, я сильно возмущался, пугая её заявлением в полицию из-за того, что она в открытой форме совершила хищение моего имущества, то есть совершила грабёж. Она смеялась мне в лицо. Оскорбляла и унижала меня, давая понять, что я здесь вообще никто.
Я написал жалобу на имя и.о. заведующей отделениеми она вызвала меня на беседу. Я объяснял ей, что в правилах внутреннего распорядка нет запрета на то, что пациент может хранить больше одной пачки сигарет и в моих действиях нет нарушения режима. А вот в действиях врача есть нарушение УК РФ. На что мне было объяснено, что всё в правилах указать невозможно. И это не РФ, это — больница, где содержится особый контингент. В этом месте есть лишь одно правило — врач всегда прав, а правила внутреннего распорядка — ничего не значащая формальность, которые просто должны быть.
В дальнейшем я общался с главным врачом (поводом послужила медленная отправка моих писем в суд) и упоминал историю с сигаретами, интересуясь её мнением. Её мнение совпадало с мнением заведующей. Этот человек, занимающий руководящий пост в государственном учреждении, также в открытую объясняла мне преимущества и необходимость правового нигилизма.
Помимо этого, она высказывала своё сожаление по поводу того, что пациентов сейчас нельзя лечить током, делать им лоботомию и использовать для экспериментов. Она воспринимает пациентов как биомусор, при этом высказывала очень банальные и поверхностные суждения о многих вещах, которые мы обсудили.
Все врачи, с которыми я пересекался на Тульской, едины в своём отношении к пациентам и отличаются друг от друга только степенью ненависти к ним, откровенностью в выражении этой ненависти и активностью в борьбе с нарушителями режима. Это отношение автоматически распространяется и на персонал среднего и низшего звена.
Когда ко мне не допустили адвоката, я написал жалобу главному врачу. В ней я указал, что я являюсь обвиняемым, в отношении меня продолжается уголовное преследование. Согласно положениям УПК РФ , обвиняемый имеет право на свидания с адвокатом без ограничения их числа и продолжительности.
Ограничение меня в правах администрацией учреждения является незаконным и способно повлиять на исход моего преследования. Мне был дан письменный ответ и. о. главного врача. В нём он указал, что «медицинская организация участником уголовного судопроизводства не является, поэтому приведённые Вами ссылки на процессуальные права лиц, привлекающихся к уголовной ответственности, считаю не относящимися к делу». По моему ходатайству ответ и.о. главврача, в котором он фактически утверждает, что на территории больницы не действуют законы РФ, был приобщён в ходе судебного заседания к моему делу. От присутствовавшего на заседании представителя прокуратуры никакой реакции не последовало.
Так вот, когда пациенты абсолютно бесправны, срок резиновый и продлевается по усмотрению врачей, функции судебной власти (в случае конфликтных ситуаций) принадлежат тем же врачам, почти все пациенты стараются режим, если нарушать, то тихо. Никаких забастовок и массовых беспорядков в таком обществе быть не может. Администрация просто заколет и срок продлит. А кому это надо? Лучше повозмущаться в курилке и дальше жить, как живёшь.
Есть такие, кто пишут в прокуратуру или ещё куда-то. Но нет таких, кому бы это помогло. Просто человек попадает в такое учреждение, и поначалу иногда пытается бороться за свои права. Но рано или поздно он понимает, что бороться — не вариант. Вариант — это жить по режиму, никуда не лезть, ни с кем не цепляться, на всё соглашаться. «Конформизм и лояльность — самый быстрый способ выздороветь», — можно было бы повесить в качестве девиза в холле больницы.
АУЕ
Про АУЕ и тому подобную дрянь. В больнице это присутствует в виде некоторого призрака. Некоторые пациенты любят потрепаться про понятия друг с другом, козырнуть своим якобы криминальным прошлым, рассказать о том, кого они знают из «блатных», но как уже видно из описанного выше, ход в больнице ярко-красный. Данное оценочное понятие употребляется чаще для зон. Они бывают «красными» -где все подчиненно администрации закону и «черные» – все по тюремным понятийным законам.
В больнице существует только две масти :мужики и обиженные Среди мужиков большая часть на лагере считалась бы красными или обиженными. Обиженных очень много — около 30%. Есть даже целая палата, в которой живут только обиженные. В остальных палатах — вперемешку. Часто мужики «семейничают» с обиженными, только пульзуются разными кружками и курят в строгой очередности. Администрация сегрегацию поощряет. На зоне это называется зашкваром. Например, в столовой у мужиков и обиженных разная посуда. Обиженным запрещено брать ту посуду, которая им не положена по жизни. Питаются разные касты пациентов, сидя за разными столами. Администрация, поощряя дискриминацию, использует одну группу пациентов в качестве инструмента воздействия на другую. Так как большинство обиженных являются стукачами.
С гомосексуализмом это разделение точно никак не связано. А блатных в больнице нет, есть немного тех, кто хотел бы ими казаться. За исключением, может быть, только одного пациента – назовем его Мошков. Это один из немногих пациентов, с кем я играл в шахматы и обсуждал юридические моменты наших дел. Он — порядочный, авторитетный мужчина, хоть и немного агрессивный, руководитель сообщества других авторитетных мужчин из города Барабинска. Мошкову удалось недавно совершить побег с Тульской, но через несколько дней он был пойман. Выражаю человеку сочувствие. Да, побеги с Тульской происходят регулярно. Это не сложно. Иногда, как в случае с Мошковым, об этом сообщают в местных СМИ.
О грустном. «Обиженность» и ее передача воздушно-капельным путем
Вот ещё грустная история в завершение. Обычно пациенты стремятся выписаться из этого учреждения побыстрее. Но бывает и иначе. Например, есть такой пациент То-ой. Он не принудчик, а доизлеченец, то есть в случае его выздоровления его преследование продолжится. А обвиняется он по ч. 4 ст. 228.1 УК РФ. То есть грозит ему от 10 лет лишения свободы и выше. По версии следствия, он продал кому-то пакетик «ромашки». Сам он, как чаще всего и бывает в таких случаях, говорит, что просто купил на двоих с приятелем закладкой, покурили с ним вместе, и его часть он ему отсыпал, а тот уже сотрудничал с ментами и дал соответствующие показания. В итоге сбыт крупного размера.
В его ситуации гораздо выгоднее быть принудчиком, полечиться пусть даже 5 лет и выйти на свободу, чем уехать в лагерь в лучшем случае на 10. К тому же он обиженный, так как совершил такое недостойное поведение – покурил после обиженного. И в результате сам стал обиженным. Вроде как заразился «обиженностью» воздушно-капельным путём. Вот такая дичь. И так как на лагере он никогда не был, он боится туда ехать, потому что думает, что его там будут сексуально использовать. Поэтому он не хочет выписываться, всячески косматит и требует дополнительную экспертизу, которая бы перевела его в категорию принудчиков и послужила основанием для прекращения преследования.
Но врачам до всего этого дела нет. Они доизлеченцев год-полтора держат и выписывают. Этот пациент, когда комиссия врачей установила его выздоровление, несмотря на его усилия казаться больным, и обратилась в суд с соответствующим представлением, просто перестал есть. К моменту, когда состоялся суд, прекращающий ПММХ по представлению врачей, То-ой не питался уже 3 недели. Суд, не смотря на этот факт, удовлетворил представление врачей. Врачи уже радовались, что скоро избавятся от проблемного пациента, но я ему написал апелляционную жалобу, и дело было отправлено в областной суд. Вот здесь у врачей началась паника, ведь человек не ест уже месяц, а его этапирование в СИЗО пока отложилось. Сперва начались уговоры. Потом ему стали делать капельницы с глюкозой. А потом, через 2 месяца голодовки, ему стали вводить питательный раствор через зонд, пропускаемый в ноздри. Промежуточного результата таким усилием воли То-ой добился. Апелляционная инстанция учла очевидное болезненное состояние человека, который 2 месяца не принимает пищу и угрожает суицидом в случае отправки в СИЗО. Дело было возвращено в районный суд на новое рассмотрение. Но То-ой продолжил не принимать пищу.
Врачи были вынуждены закупить специальные девайсы для разжатия челюстей. Этого пациента связывали, запихивали ему в рот эти железяки и толкали туда еду. Он орал как резаный, пытаясь выплюнуть, словно ему неприемлемо есть. Это происходило 3 раза в сутки по полчаса. У персонала явно добавилось работы. Все были злы на него. Но в итоге районный суд всё-таки продлил лечение. Конечно, через полгода после этого вопрос снова возникнет, так как То-ой так и остаётся доизлеченцем. А дополнительную экспертизу кто ему назначит? Это не в компетенции ни врачей, ни того судьи, который продлевает или прекращает ПММХ.
Однако человек борется. Он демонстрирует огромную силу воли, которая заключается не только в том, чтобы не есть, а в том, чтобы не есть в такой ситуации, когда на него вокруг все давят, принуждают, насильно запихивают еду в рот и ставят капельницы. Умным бы я этого человека не назвал, но он очень волевой. На таких людях должно строиться общество, но российское общество предпочитает их убивать.
12 отделение — вольное
В сентябре 2018-го года мне ПММХ прекратили, а в ноябре 2018-го следователь обратился в суд с ходатайством об избрании мне меры пресечения в виде подписки о невыезде и о назначении мне дополнительной экспертизы. Поэтому из больницы меня забрали оперативники, свозили на суд и отвезли в психиатрическую больницу №3. В ту, где я уже проходил экспертизы 2 раза в 2017-м году. Только отвезли меня уже, конечно, не в десятое отделение (для лиц, находящихся под стражей), а в двенадцатое — вольное. Там я уже просто отдыхал, отсчитывая дни до свободы.
В двенадцатом отделении находятся те, кто не под стражей, то есть в основном за лёгкие преступления. Что для меня было необычным (или я просто отвык от этого?) — это совместное нахождение в одном отделении и мужчин, и женщин, и стариков, и детей.
Например, там была 14-летняя девочка, которую обвиняли в том, что она избила свою сверстницу. И было слишком много бывших военных. Например, был бывший участник контртеррористической операции в Чечне, которого обвиняли в том, что он тоже кого-то поколотил. Был бывший доброволец из ДНР, который уехав туда, перестал платить алименты, а потом был вынужден вернуться, так как там начались репрессии против многих добровольцев. И был офицер ГРУ, участвовавший в боевых действиях на территории Сирии по фэйковым документам, укравший какую-то мелочь у своей бывшей подруги.
Да, ветераны войны в Сирии уже попадают в психушки! И они могут рассказать очень много интересного о том, чем же там на самом деле они занимались, сколько им платили и сколько трупов они видели. Все эти вояки, конечно, слегка «ненормальны», но исходя из своего опыта, полагаю, что их всех должны признать вменяемыми. Оно и лучше для них. Получат условные сроки или штрафы, а не несколько лет лечения.
11.12.18 я вышел на свободу, отбыв 1 год и 5 месяцев. Уголовное преследование возобновлено. Прокуратура ходатайствовала перед судом о том, чтобы прекратить моё преследование по ст. 282 УК РФ в связи с частичной декриминализацией. Я возразил, так как полагаю, что в моих действиях нет состава преступления. Поэтому преследование было продолжено и по ст. 282 УК РФ и по ст. 228 УК РФ. Дело в суде. Продолжается допрос свидетелей.
Если у читателей возникнут какие-то вопросы или желание узнать о каких-то аспектах из рассказанного мной более подробно, то я готов к этому.
