Меня осудили на 14 лет по инсценированному преступлению ст.228 УК. В Сизо-6 меня содержали 3 года в специальных камерах, по причине отмены приговора. На предложение о сотрудничестве я отказалась. Мне оперативница пригрозила: «Я тебе устрою!»
Затем, когда этапировали в ИК-13, я узнала о том, что я состою на профилактическом учёте, как склонная к совершению побега. Мне показали, что на обложке первого тома нарисована красная полоса и запись «СКП» с неразборчивой подписью «о/у».
В Сизо-6, за три года, меня никто не уведомил о постановке на профучет. С первого дня пребывания в колонии, я вынуждена была ходить каждый час в штаб, в дежурную часть. У меня в книжечке, как паспорт, расписывались контролеры, а я – в их журнале. Сразу написала жалобу о необоснованном профучет. Я никогда не находилась в розыске, не совершала попыток побега, не высказывала каких-либо намерений.
Жалобы адресовала в Дубравную прокуратуру по надзору и начальнику УФСИН по Мордовии. Приехала целая толпа каких-то оперативников, взяли с меня опрос. В графе я дополнительно написала, считаю, что мои права нарушены по Конвенции ЕС и этот факт считаю дискриминацией, по сравнению с другими осуждёнными. Один из них ответил, что теперь будешь до конца срока на профучете.
Сотрудница отдела безопасности пригрозила, что, если будешь жаловаться, тебе даже Европейский Суд не поможет. Каждые полгода мне писали акты нарушений, если не нарушала, то провоцировали через стукачей и продлевали профучет.
Мои жалобы не отправлялись, они исчезали. Когда я написала жалобы на администрацию, то мое положение ухудшили. Затем была написана жалоба на все нарушения, имевшие место в ИК-13 и в ней подписались 180 человек. Когда приехала в ИК комиссия, жалобу вручили лично им . А эти проверяющие «карманными» оказались, хотя были из Москвы. Жалоба в оригинале оказалась у администрации. Нас вызывали в кабинет замначальника по безопасности и оперативной работе БиОР (Беззубовой Т.В.) и с угрозами, криками заставляли расписаться в дезорганизации. Кого-то закрыли в ШИЗО, кому-то написали нарушения, меня отправили в другую колонию — 14, там же в Мордовии, под пресс строгого врио Куприянова.
Там тоже мои жалобы просто терялись, либо сжигали. Так весь срок я проходила с незаконным профучетом. С 2013 года по указу нового начальника управления нас, СКП, отмечали сами контролеры, потому, что осуждённые не имели права покидать локальный участок (это решетки высотой в 5-6 метров с колючей проволокой сверху).
Контролеры каждый час выстраивали нас вдоль стенки и фотографировали. А ночью, через каждые два часа, включали свет, снимали одеяло и фотографировали. Рядом, на табуретке лежали наши большие портреты, как надгробные памятники. Ночью всегда горел свет. Восьмичасового, непрерывного сна, как гарантирует УИК не было никогда, не только у СКП, но и у остальных, кто спал в секции, не имеющих этот профучет.
Постоянные недосыпания, вялость, апатия. Это был ужас! В оперативной ориентировке я лично видела запись «Совершила побег из мест лишения свободы». Документация в колонии велась осуждёнными из числа благонадежных для администрации, поэтому можно было узнать всю подноготную любой осужденной, по договоренности. Мое нахождение на профучете (незаконном) расцениваю как пытки.
Хмелева Ульяна.
