«Я нутром чувствую, что когда не работаю, процесс моего исправления останавливается!»
Уголовно-исполнительный кодекс в качестве главной цели уголовного законодательства РФ провозглашает исправление осужденных. Более благого помысла и выдумать невозможно. Важнейшим средством в деле исправления является привлечение осужденных к труду.
Каждый арестант согласно ст. 103-й УИК обязан трудиться. Причем не абы где, а в Центре трудовой адаптации осужденных.
– Яков, открывай «локалку», пошли на работу! – взывал к продольному труженик промзоны.
– Куда ты торопишься? Еще даже восьми утра нет, – отвечал Яков.
– Хочу трудиться. Понимаешь, я нутром чувствую, что когда не работаю, процесс моего исправления останавливается. А ведь я для чего сюда попал? Чтобы исправиться. Вот и выпускай меня поскорее!
– Что ж другие осужденные не спешат?
– Да они не понимают ничего. Я бы на месте администрации в срок отбытия наказания засчитывал только время работы. Отпахал 8 часов в сутки, их и зачли, а вовсе не 24.
– Какой-то ты слишком умный, – удивился продольный. – Выходи.
– Храни тебя Бог, Яков, – хихикая в кулак промолвил осужденный и вместо промзоны свернул в баню, так как работать не имел ни малейшего желания.
Поскольку большую часть своей трудовой биографии до посадки я провел в HR-отделе крупного предприятия, то о трудовом законодательстве имел самое непосредственное представление. Статья 104 и 105 УИК РФ гарантируют продолжительность рабочего времени осужденных, правила охраны труда, техники безопасности и производственной санитарии в соответствии с законодательством РФ о труде и величину оплаты не ниже минимального размера оплаты труда (МРОТ).
Правда, делается оговорка, что МРОТ полагается лишь выполнившим установленную норму. И этой лазейкой УИКа работодатель-колония активно пользуется.
Остается только догадываться, что это за нормы, если при 25 отработанных днях рабочему, допустим, швейного цеха начисляется 472 рубля. После удержания НДФЛ, по исполнительному листу и за питание (последнее удержание составляет 5 рублей) на карточку зэка приходит 118 рублей. Меньше прийти не может, поскольку 25% – минимальная сумма, причитающаяся осужденному после всех вычетов. И такая ситуация является обыденной для всех цехов Центра трудовой адаптации, где рабочие трудятся по установленным нормам. Причем 472 рубля – не самая маленькая зарплата.
Сказанное выше типично для рабочих-сдельщиков. Для находящихся на повременной оплате (на ставке) нормы УИК о выплате МРОТа соблюдаются. До всех удержаний в квитке значится цифра равная федеральному минимуму – на сегодня это 11280 рубля.
Есть одно «но». Наша колония находится в районе, приравненном к Крайнему Северу. Северный коэффициент и районная надбавка равняются здесь 70%. Согласно постановлению Конституционного суда РФ от 7.12.2017 года «северные» не могут включаться в МРОТ, а должны быть начислены «сверху». То есть, «минималка» на данной территории 11280 * 1,7 = 19176, что для зэка означало бы баснословную прибавку. Но прошло уже более года с принятия данного решения, а, как минимум, в нашей колонии ничего исправлять не собираются.
Многочисленная категория работающих на ставке трудится вообще без выходных и праздников. Это дневальные, нарядчики, работники столовой, пекарни, банно-прачечного комплекса и другие. Хотя в квитках никогда не будет значиться больше 25-27 рабочих дней. Воскресенье то ведь – выходной. Плюс государственные праздники, в которые тоже трудиться как бы нельзя. Но если сильно захотеть то можно всё.
Конечно, работающие «на ставках» забирают львиную долю фонда оплаты труда осужденных. И поэтому с каждым повышением МРОТа их количество сокращается. В отрядах работают старшие дневальные и два-три обычных дневальных. Но на ставке, скорее всего, будет находиться только один из них. Полученные после всех вычетов деньги, разумеется, поступают в «общак» и делятся поровну на троих-четверых.
В штабе жилой зоны без выходных с 6.30 и до 22.00 вкалывают несколько нарядчиков, но зарплату получает также только один из них и она таким же образом делится на всех. То есть размер оплаты труда у работающих на ставках существенно выше, чем у сдельщиков. Но всё примерно уравнивается её делением на нескольких человек.
В жизни это выглядит так. Когда зарплата перечисляется на лицевой счет осужденного, информация об этом поступает в тюремный магазин. Человек галопом несется туда и узнает, что в зависимости от наличия или отсутствия у него исков он может потратить в магазине от трех до семи тысяч рублей. Отстаивает огромную очередь, сметает все, что только возможно с полок, обнуляя свой счет и с полными пакетами, радостный летит к уже поджидающей его голодной банде сослуживцев. За пару дней всё купленное съедается и выкуривается и начинается очередной период ожидания следующей зарплаты, если её можно так назвать.
– Я бы на вашем месте на промзоне давно создал профсоюз, – советовал один зэк другому. – Как вы только можете вкалывать за эти 300-400 рублей? Ума не приложу.
– А что еще остается? Так хоть полблока сигарет можно купить в месяц. А если повезет, то еще и чаю с конфетами в придачу. Опять же, иски худо-бедно, но гасятся. А что касается профсоюза, так сам возьми и создай, раз ты такой умный. Я считаю, что администрация примет его за форму неповиновения. И зачинщики тут же поедут в ШИЗО. А у меня условно-досрочное не за горами. Так что я тут краями, извини.
Так и продолжают трудиться осужденные. Кто в Центре трудовой адаптации, кто в жилой зоне, кто на хоздворе. И делать им больше ничего не остается, ведь перевод в облегченные условия содержания, в колонию-поселение или условно-досрочное освобождение зависит в первую очередь от добросовестного отношения арестанта к труду. А это и есть главный путь к его исправлению.
Эльдар Фанизов
