— Граждане осужденные, зайдите в свои локальные участки! – истошным голосом кричал Яков, младший инспектор отдела безопасности. Он работал «продольным», то есть в его задачу входило открывать и запирать «локалки», выпуская зэков в медчасть, на массовые мероприятия в виде помывки в бане, обеда или ужина, выхода на работу и т.д. и т.п.
— Я еще раз повторяю, вернитесь в локальные участки! Сейчас я возьму табель и согласно табеля буду выпускать вас на работу.
— Яков, да мы каждый день в это время выходим, ты же нас всех в лицо знаешь, — взмолился баландер.
— Вы задерживаете остальных, пока не вернетесь в свои локальные участки, никого выпускать не буду!
Баландеры грустно поплелись назад. Яков взял табель и пошел к самому дальнему бараку.
— Воротники опускаем! Знаю, что холодно, я на улице намного больше вашего времени нахожусь. Уши на шапках поднимаем, сейчас не минус 20. Почему у вас нагрудного знака на куртке нет? Почему нарушаете форму одежды? Возвращайтесь в отряд! Меня не интересует, что вы его потеряли! – Яков захлопнул дверь в локальный участок.
Кто-то из хозбанды долго распивал чаи на бараке и не успел к выходу на работу.
— Яков, открой локалку!
— Время выхода на работу 8.30, вы не подошли вовремя, — отвечал продольный.
— Мне же выговор влепят!
— А мне по хрен!
Из соседнего барака на работу торопился староста церкви. Яков, в силу своей ярко выраженной атеистической позиции не мог выпустить его молча.
— Чтоб вы сгорели все в ваших церквях, вместе с попами! – пробурчал он.
— Яков Александрович! Вы оскорбляете чувства верующих! – не стерпел староста, давно мотающий срок за мошенничество в особо крупном размере. – Я буду жаловаться на вас в прокуратуру.
— Да хоть в ООН!
Шел обычный будний день Якова. Колония располагалась в небольшом городке на севере России. Работа в ней была не очень престижной, но стабильной. 40 тысяч зарплаты гарантированы. Яков жестко соблюдал все инструкции и был самым принципиальным продольным.
Единственное, что он себе позволял – высказывать личное мнение по различным общественно-политическим вопросам. И самое опасное – он открыто выражал свою нелюбовь к РФ и всем ее институтам, не смотря на то, что сам был частью одного из них.
— Эй ты, придурок, с крыльца уйди! – кричал он только что прибывшему в колонию, вышедшему на крыльцо карантина, чтобы докричаться до своих земляков из Киргизии, которые жили на 14-м отряде.
Осужденных он считал конченными идиотами, которые не имеют права на человеческое отношение. Хотя и делал исключения. Одному зэку очень нужно было попасть из барака в банно-прачечный комбинат. Разумеется, Яков не выпускал его под предлогом запрета на одиночное передвижение.
— Ну и тупая Россия! – в сердцах вскричал осужденный, — Когда я уже выберусь отсюда и свалю к себе на родину?
— Ну, ты не горячись, — ответил ему Яков, страна, конечно, тупая, но не все имеют к ней отношение. Как сказал один умный человек, после 1917-го года в России осталось одно быдло. Это страна дебилов. Мне еще повезло, моего деда признали кулаком и сослали сюда, на север, так что я к этой серой массе ни каким краем не принадлежу.
— А я вообще не русский, я литовец! – сказал зэк, — И к этой стране ни одним местом не привязан. Я тут случайно оказался.
— А тебе надолго на БПК?
— Только вещи в стирку отнести.
— Ну, выходи. И мигом назад! – и Яков загремел ключами.
В дальнейшем этот осужденный, поняв, что нужно Якову, настолько правильно выбирал слова, что снискал расположение продольного и всегда выходил из барака «по зеленой». Менее догадливые зэки общались с Яковом по-старинке.
— Чтоб ты провалился, г…. маргариновое! – кричал ему очередной арестант, которого тот не пустил в медчасть, поскольку время ее посещения его отрядом уже закончилось, а острая боль никого не волновала.
Стоит добавить, что на вид Яков был похож на большую жирную крысу. Он когда то занимался тяжелой атлетикой и переел стероидов, что не облагородило его лицо.
Староста церкви написал на Якова жалобу начальнику ИК. Кляузничать в прокуратуру посчитал преждевременным. Начальник вызвал Якова на беседу и разъяснил, что свобода совести – его право, но прилюдно ругать государственную религию нельзя. Яков стал делать это тише, но долго сдерживать себя не мог, поскольку ненавидел РПЦ до кончика спинного мозга. Многие зэки стали замечать это и не упускали случая троллить Якова.
Шестой отряд собирался в баню. Его вел начальник отряда и у Якова не было шансов не выпустить осужденных, как бы ему этого не хотелось. Отперев калитку, и наблюдая как люди в тюремных фуфайках по одному выходят строиться на продол, он то и дело слышал:
— Храни тебя господь, Яков!
— Да продлятся твои дни!
— Я буду молиться за тебя, Яков!
— Господь любит тебя!
— Все-таки, есть Бог на свете, раз работает в нашей колонии такой чуткий Яков.
И так далее. Настроение Якову подпортили. Ему не только не дали насладиться своим правом выпускать осужденных из локального участка и впускать их обратно по своему усмотрению, но еще и нагрубили. И ответить на эту грубость не было возможности.
— Пошли, богатыри земли русской, мать их… — проворчал он вслед колонне зэков с тощими телами и лицами, не отягощенными интеллектом.
Самое мучительное для Якова было то, что в областном центре, в трехстах километрах от городка, где находилась колония, строили собор. Возводили его долго, собирая деньги всем миром. Но с приходом нового епископа стройка заметно оживилась. Причиной тому стала бурная деятельность владыки. Он реанимировал сбор пожертвований и начал с сотрудников силовых ведомств. Полицейские, следователи, налоговики и прочие стали систематически жертвовать средства на строительство храма. Не остались в стороне и доблестные фсиновцы.
И, конечно, сборы были добровольно-принудительными. Все существо Якова протестовало, но ослушаться приказа начальника колонии он не мог. Собор рос как на дрожжах на деньги Якова. Однодневный заработок перечисляли по заявлениям уже в третий раз, и продольный чувствовал неизбежность этих тисков. Спасибо отделу кадров – весь текст заявления был напечатан заранее, оставалось лишь зажмурившись поставить подпись. И Яков скрепя сердце делал это. И ненавидел РПЦ еще больше.
— Осужденный! Зайди обратно в локальный участок! Кто тебе разрешил выходить? Какой отмычкой ты открыл дверь? Отпирать «локалку» могут только сотрудники администрации! – следующий день Якова ничем не отличался от предыдущих.
